К слову о невыносимости и легкости бытия, или Два месяца на острове с собственными детьми

Что я искала в Таиланде? Наверное, саму себя. После четырех лет декрета, на полпути к третьему ребенку, с полуторагодовалой Дуней, у которой какой-то там кризис какого-то возраста, и упрямой 4-летней Серафимой. Мне просто хотелось понять, можно ли жить так, чтобы не ради кого-то и не чьими-то интересами, и без особых жертв. А просто, чтобы все занимались тем, чем действительно хочется (включая меня). Жить со своими детьми — с удовольствием. Наверное, у многих это легко получается, у меня — не особо. Важной частью эксперимента было то, что муж приехал к нам только в последние две недели, а до этого мы жили втроем (не считая моего беременного живота).

В первые же дни я потянула спину. И исчезла возможность носить Дуню на руках. А оказалось, что именно так она в основном и привыкла передвигаться. Либо в автомобильном кресле. Были плачи и обиды, Дуня ругалась, отказывалась идти за мной, но делать было нечего — в итоге она научилась ходить ногами (спустя примерно неделю). И открыла в этом море удовольствия. Даже каменистый холм она упрямо преодолевала сама и босиком, удивляясь букашкам. Мы каждый день очень много ходили пешком, чего, оказывается, я совершенно не делала дома. В итоге у меня полностью прошла спина, стали гораздо лучше чувствовать себя ноги, а дети полюбили настоящие путешествия. Серафима постепенно перестала жаловаться на усталость (вслед за мной — у кого же еще она могла в свое время научиться этому).

Должна сказать, что условия жизни мы поначалу выбрали себе довольно экстремальные. Я нашла маленький пляж (соседний от того, где жили наши друзья), очень йоговское место, зеленое и с уютными бунгало. Но в бунгало не было ничего кроме матраса. В душ и туалет надо идти вверх по камешкам, а к друзьям — через довольно высокий холм и лесистую местность на другой пляж. За продуктами тоже надо было идти куда-то и довольно далеко. В общем, мы много ходили. Иногда вечерами по дороге домой Серафима плакала от усталости.

Зато засыпали дети в течение четырех минут. Я, наверное, в течение шести. Спать ложились вместе, в восемь вечера, просыпались с рассветом. Своего времени у меня не было, потому что на шестом месяце беременности жизненно необходимо высыпаться, а другой возможности для этого нет. Я честно страдала, иногда друзья забирали ненадолго детей, и я неслась в магазин. Моя жалость к себе обострилась настолько, что я стала ее видеть. И постепенно она как будто начала от меня отдаляться.

Она просто перестала быть удобной. Потому что какой толк себя жалеть, если помощи все равно особо ждать неоткуда? Для КОГО жалеть? Начали потихоньку учиться делать какие-то вещи сами. Например. У меня болит потянутая спина. Мне надо ее лечить, то есть делать массаж. Шансов, что друзья придут специально, чтобы побыть с моими детьми и отпустить меня на массаж, мало. Поэтому ровно в определенное время Дуня укладывалась на дневной сон, а я ложилась на массаж. Серафима либо играла, либо спала рядом (с ней была договоренность, как и с массажисткой, на одно и то же время каждый день). В результате в течение двух недель массаж у меня был почти каждый день. Спина выздоровела, а я освободилась от кучи телесных напряжений и стала куда счастливее в целом.

Серафима вообще оказалась человеком куда более взрослым, чем я могла себе представить. Очень выносливая, сильная, чуткая. В наших на троих отношениях сильно сдвинулись приоритеты. Я начала очень по-взрослому уважать Серафиму. И учить этому Дуню. Как-то поняла, что незаметно все-таки старший ребенок отходит на второй план, мама опекает младшего и незаметно даже для себя охраняет его (от старшего). Я совершенно перестала охранять Дуню. Начала давать ей возможность учиться защищаться самой. Чаще становилась на сторону Серафимы, предоставляла ей возможность самой принять решение. (Например: как сделать так, чтобы все шли и держались за мамину руку, если мама несет в одной руке ласты? Можно — вместо того, чтобы отбирать ту руку, которую держит Дуня, — взять у мамы ласты и тогда держать руку. Это Серафима сама придумала.) Стала чаще говорить Дуне, что Серафима ее старшая сестра, она все лучше знает, и ее надо слушаться. В результате у Дуни начал уходить страх перед Серафимой. Раньше та не всегда могла к ней даже подойти, Дуня тут же начинала на всякий случай плакать (опять же моя реакция — опасение за Дуню). Теперь же в ней стало появляться уважение и реальный интерес. И как результат Серафима тоже стала открывать для себя Дуню (еще бы, это уже не рыдающее непредсказуемое существо, а человек за-ин-те-ре-со-ван-ный, с которым уже можно взаимодействовать, играть то есть).

Но самое, конечно, сложное для меня было вот это 24-часовое бок о бок нахождение с собственными детьми. Главное, что сбежать некуда (остров же!). И все состояния — и усталость, и физическое недомогание, и раздражение — приходилось переживать вместе. Иногда это было очень трудно. И срывы были. Но вот что удивительно. Постепенно, вот в этой деталька в детальку жизни, для меня стала открываться наша отдельность.

Я — это не мой ребенок. И если, допустим, у него нытье, дурное настроение, то это у него. Это его история, его жизненный какой-то там этап. Это не мое. То есть мне не надо кидаться разрешать его задачи или менять его состояние. Достаточно просто — оставаться в себе. Не разрушаться. Я остаюсь в себе (может, я в этот момент приливом любуюсь, проживаю что-то свое). И тем самым позволяю ему оставаться в себе (то есть прожить свое состояние, а потом, видя мое неизменное состояние, тоже вернуться в себя, ведь мои дети копируют меня).

Это очень сложное и важное для меня открытие (как для человека, обожающего все контролировать). Не пытаться сделать всех счастливыми. Не делать ситуацию приемлемой, приличной (для кого?). А просто: я это я, я не плачу, а мои дети — они отдельные люди, извините.

Помогают всякого рода образы. Я — дерево. Я расту и пускаю корни. Ведь если в тени дерева отдыхает человек и вдруг начинает рыдать, дерево не бросается утешать его или не рушится на него всем своим весом, лишь бы прекратить эти противные рыдания. Дерево пребывает. Оно остается. И готово предоставить человеку свою тень и прохладу, когда он этого захочет. И, оказывается, это на самом деле то, что им нужно. Просто позволение им тоже Быть. Не хорошими и не идеальными, а просто быть.

Помогает память о себе. Прям вот в каждый момент. Я это я. И если, допустим, ситуация такова, что вот-вот все готово разрушиться — Дуня ноет и чего-то там требует, Серафима упрямо отказывается что-то делать и еще исподтишка побивает Дуню, а я готова взорваться и всех немедленно воспитать (то есть — разрушиться по полной, до полного обессиливания), то спасительный вопрос — могу ли я Вот Прямо Сейчас это пережить? Ответ, конечно, как правило, что могу. Ведь по сути (сразу вспоминаешь!) это две маленькие какашки, ну пусть побесятся, а я буду сидеть тихонько и пе-ре-живать это (не отвлекать даже, не работать (!), пытаясь исправить ситуацию, а тупо вот так вот жить). Удивительно, что переключается все довольно быстро.

С детьми вообще, я поняла, надо замедляться. Реально медленно жить. Тогда можно увидеть то, что видят они. Тогда можно потихонечку пережить то, что раньше пережить было сложно. Потому что все-таки скорости взрослых и детей очень разные. Когда мы слишком спешим (побежали, а то опоздаем на ужин!), они не успевают, для них это стресс. Они начинают рыдать (а мы-то опаздываем на ужин), и вот уже стресс и у нас. И только когда ме-е-едленно, можно жить маленькими шажками.

Вот, например, однажды после того, как мы поужинали на соседнем пляже, оказалось, что у Серафимы болит живот и нет вообще сил идти вверх по холму. Дуся накакала в памперс и отказывается сидеть на плечах (а тапки ей не взяли, а идти по камням). Но самое главное — мы забыли фонарик, а уже хорошо стемнело, и идти надо через лесную и темную местность. Истерик не избежать. И вот мы начинаем медленно двигаться с готовностью ко всему (в лесу, кстати, водятся змеи, так что не очень приятно в темноте и без света). Тут же всплывает какая-то история, рассказывается она увлеченно и с азартом, Дуся перестает вертеться, Серафима перестает жаловаться, а корабли в море включают свои зеленые огни специально (!), чтобы осветить нам дорогу, и кошка приходит, чтобы посветить своими глазами. В общем, все живы и заснули мирно.

Из ценных обретений есть еще то, что Дуня начала разговаривать. Раньше она этого делать не желала: она просто сразу начинала плакать, и ее тут же брали на ручки. Теперь же мама и Серафима стали ее просить сказать, что она хочет. Не плакать, а говорить. Слезы на них не действовали, ничего не происходило, поэтому потихоньку Дуня действительно начала озвучивать свои желания. И процент нытья сократился в разы. Все это, конечно, требовало времени, но для того мы и приехали аж на два месяца...

В общем, мы научились хорошо жить. Обе девочки поплыли, стали много времени проводить в воде, отпускать меня плавать... (На 11-й, как сейчас помню, день после приезда я утром вышла на берег и поплыла, пообещав детям скоро вернуться, и Дуня НЕ стала плакать. Но до этого мы тренировались каждый день со слезами.)

В какой-то момент мы-таки перебрались на соседний пляж в домик с туалетом и душем, подальше от йогов, которые все-таки не особо любили детский шум. И жизнь стала куда легче. С удивлением я обнаружила, что во время Дуниного дневного сна, мне перестало хотеться "заняться своими делами". Мы укладывали Дуню и бежали с Серафимой на море, чтобы в ластах и масках отправиться смотреть на кораллы или поплыть вокруг холма на соседний пляж. И это реально было очень интересно! И вообще нам всем действительно стало друг с другом живо и интересно. Меньше внимания на нытье, больше заботы о себе, честное проговаривание своих чувств и состояний — и мама ожила, похорошела и заметно повеселела. Последний месяц я осознала, что не слышу от себя фраз типа "я устала от детей", да и вообще жалоб на то, что я хочу отдохнуть. Это была жизнь, полноценная, со своими задачами и их решениями, очень разнообразная, но какая-то очень наша, общая.

В общем, все это я к тому, что экстремальные условия действительно очищают сознание. По крайней мере, мне. Нет никаких готовых рецептов, все дети разные, но если что-то в отношениях идет не так, забирает силы, то, может, есть смысл изменить свое месторасположение. В чьем-то случае это будет отступить на шаг в сторону, в моем — приблизиться настолько, чтобы погрузиться в это на какое-то время целиком. В любом случае опыт получится бесценным.